Знаменитый сборник Николая Васильевича Гоголя почти перешел в разряд литературы для подростков. В этом ему помогли и милые экранизации, среди которых есть и мультфильмы, и изучение повестей сборника в средней школе. Но на самом деле «Вечера…» до сих пор остаются загадкой для многих читателей. Мы решили раскрыть некоторые тайны сборника.
Загадка названия
«Это что за невидаль: “Вечера на хуторе близ Диканьки”? Что это за “Вечера”? И швырнул в свет какой-то пасичник! Слава Богу! еще мало ободрали гусей на перья и извели тряпья на бумагу! Еще мало народу, всякого звания и сброду, вымарало пальцы в чернилах! Дернула же охота и пасичника потащиться вслед за другими! Право, печатной бумаги развелось столько, что не придумаешь скоро, что бы такое завернуть в нее».
В самом деле, что это за вечера? И почему именно близ Диканьки? Озаглавив сборник таким образом, Гоголь поставил свое произведение в ряд «вечерниц» — сказов, поведанных кем-то на закате дня. Традиция таких историй уходит в фольклор, а в литературе она появилась в конце XVIII — начале XIX века. Вечер как мистическое пограничное время интересовал многих писателей. У самого Гоголя, помимо названия всего сборника, слова «вечер» и «ночь» встречаются и в подзаголовках: «Вечер накануне Ивана Купалы», «Майская ночь, или Утопленница», «Ночь перед Рождеством». Вписывая свою книгу в фольклорную традицию, автор подчеркнул и ее неоднородность: так, действие повестей разворачивается в разные эпохи: XIX век — «Сорочинская ярмарка» и «Иван Федорович Шпонька и его тетушка», XVIII — «Майская ночь, или Утопленница», «Пропавшая грамота», «Ночь перед Рождеством», XVII — «Вечер накануне Ивана Купала» и «Страшная месть».
Что же касается Диканьки, тот тут мнения исследователей расходятся. Прагматики уверены, что таким образом Гоголь хотел угодить своему влиятельному земляку, министру внутренних дел Виктору Павловичу Кочубею, родившемуся в Диканьке. Но существует и другая легенда о рождении самого писателя. После смерти двух сыновей мать Николая Васильевича, Мария Ивановна, ездила на молебен в диканьковскую церковь Святого Николая. Именно поэтому ее следующий ребенок (оставшийся, между прочим, в живых) получил имя Николай. Писатель всегда вспоминал о диканьковской церкви в тяжелых жизненных ситуациях. Летом 1845 года, в один из кризисных периодов своей жизни, Гоголь писал матери: «Прошу вас <…> отправить обо мне молебен не только в нашей церкви, но даже, если можно, и в Диканьке, в церкви Святого Николая, которого вы всегда так умоляли о предстательстве за меня».
Нагнать жути как Данте и Льюис!
Говоря о материале, послужившем для сюжетной канвы книги, исследователи постоянно подчеркивают ее связь с южной мифологией и фольклором. Находясь в Петербурге, Гоголь действительно писал матери и сестрам о том, чтобы они помогли собрать ему малороссийские истории, народные поверья, описания обрядов и украинского народного костюма.
Однако литературоведы подчеркивают связь гоголевских текстов с традицией готического романа. Очень ярко она проявляется на примере одной из самых жутких повестей цикла — «Страшной мести», которую сравнивали и с романом Горация Уолпола «Замок Отранто», и с гофмановскими «Эликсирами сатаны». Конечно, ни роман Уолпола, ни произведение Гофмана, переведенные на русский язык уже после выхода «Вечеров…», молодой Гоголь не читал, зато мог познакомиться с романом Мэттью Грегори Льюиса «Монах». Тут вам и повторение мотива родовой тайны, и инцест, и удивительно похожая тема покаяния героев-злодеев: и Амбросио у Льюиса, и колдун у Гоголя до конца надеются на божье милосердие.
Конец страшной мести и вовсе можно рассматривать как русскую рецепцию «Монаха». В обоих произведениях героев сбрасывают в пропасть, где они подвергается страшным мучениям. В последних строчках «Страшной мести» появляется отсылка не только к Льюису, но и к «Божественной комедии» Данте. Посмертные муки колдуна напоминают страдания грешников в девятом круге Ада:
«…и доныне стоит на Карпате на коне дивный рыцарь, и видит, как в бездонном провале грызут мертвецы мертвеца, и чует, как лежащий под землею мертвец растет, гложет в страшных муках свои кости и страшно трясет всю землю…»
Новгородская повесть в южнорусских легендах
«Последний день перед Рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь наступила. Глянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа. Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрып мороза под сапогом слышался за полверсты. Еще ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принаряживавшихся девушек выбежать скорее на скрыпучий снег».
Одна из самых знаменитых частей «Вечеров на хуторе близ Диканьки» — «Ночь перед Рождеством» — является одновременно и самой многослойной. Тут отражены и традиции украинского вертепа, которые, в свою очередь, восходят к европейскому народному театру, и житийная история, появившаяся в XII веке в Новгороде. Но обо всем по порядку.
Представления украинского вертепа имели четкую структуру и определенную систему персонажей, почти полностью представленных в гоголевской повести: баба — Солоха, казак — Вакула, дьяк, Голова, кузнец, красавица — Оксана, царица и кум. За каждым из них закреплены определенные характеристики. Так, казак всегда благородный, красавица — гордая и капризная, баба сварливая и хитрая, дьяк похотливый, а царица справедливая. Из основных персонажей в гоголевской повести отсутствуют только Христос и Богородица, но если вспомнить, что справиться с чертом Вакуле помогает крестная сила, то незримо они присутствуют и здесь.
Кстати, про черта. Сюжет полетов на демоне придумал отнюдь не Гоголь. Писатель подсмотрел его в «Повести о путешествии Иоанна Новгородского на бесе». Первый русский укротитель чертей за одну ночь успел добраться до Иерусалима, поклониться святым мощам и вернуться обратно в свою келью. Правда, потом бес отомстил Иоанну за унижение. Возможно поэтому Вакула благоразумно выпорол своего пленника, чтобы тому было неповадно пакостничать впредь.
